Форум

Открываешь дверь своим ключом, одновременно пытаясь зевнуть, удержать чертовски тяжелую сумку и не особенно топать – рано все-таки, убийственно рано… Заходишь в залитый солнцем коридор, пыльно, душно, пахнет еще не домом, но уже спокойствием, и, скидывая кеды, умудряешься понять, что в ближайшие месяцы будешь спать в собственной постели.
В комнате что-то шуршит.
Пинком отправляешь сумку куда-то в сторону шкафа, устало плюхаешься в старое раздолбанное кресло, тысячу лет назад притащенное чуть ли не с помойки и закрываешь болящие от недосыпа глаза.
А потом «что-то» выходит на порог и сонно улыбается. Тебе и глаз открывать не надо – и так чувствуешь, и начинаешь улыбаться в ответ.
- Привет, - говоришь ты, открывая глаза, и натыкаешься не то, что на жалкое подобие улыбки, а на полное ее отсутствие. Хмурится и в гробовом молчании отправляется в сторону кухни.
Теплый домашний прием явно накрывается медным тазом.
Впрочем, может быть, он просто еще не окончательно проснулся…
Кухня тонет в солнечных лучах, слепит глаза, и ты не видишь его лица, потому что он стоит спиной к окну, и свет бьет ему в спину.
Отросшие волосы в золотом сиянии, все так патетично, что впору было бы восхищаться, если бы не хотелось спать так сильно.
И не хотелось выяснить, что снова и снова не так.
И не хотелось вцепиться в плечи, прижать к себе и просто дышать родным запахом, без которого ведь ломало и выкручивало чертовых шесть месяцев.
А он тебе даже руку не пожал, черт возьми.
- Чего ты дуешься, а?
Молча лезет на верхнюю полку и достает стеклянную банку с орехами. Белка хренова. Откручивает крышку и принимается сосредоточенно хрустеть с таким видом, будто до сих пор пребывает в гордом пропыленном одиночестве.
- Я с тобой разговариваю, а?
- По-моему, нет, - отвечает, злобно сверкнув глазами из-под челки. С мгновение пытаешься что-то осознать, зачем-то трешь лоб – и прошибает дурацкой, невозможной догадкой. Ну ты дурак, а… Думаешь, и сам не знаешь, про кого из вас.
Он ненавидит, когда ты говоришь с ним по-английски.
А ты за полгода отвык даже думать по-испански.
- Caro?
- Пошел ты, - устало огрызается и протягивает горсть арахиса, - Орешков хочешь?
Надо чаще бывать дома, устало думаешь ты, берешь его за руку и прижимаешь к своим губам. Арахис тихой дробью стучит о пол; и ладонь у него теперь соленая-соленая.
- Где твои волосы, скотина? – невозмутимо проводит другой ладонью «против шерсти», да, вместо прежних остался жалкий сантиметр колючек, просто это была такая роль, понимаешь… И вот ты еще пытаешься думать, но секунду спустя тело пробивает еще не воспоминанием, но уже как будто просто знакомым ощущением пальцев, запутавшихся в волосах, и тогда у него было совсем другое выражение лица, и такая же соленая кожа под губами – только висок.
- Ты думаешь, я не соскучился, дурья башка?
И уже почти начинаешь расслабляться, если бы не дурацкая, неуместная мысль - господи, и почему в этом городе всегда так много солнца?..
На самом деле, тебе совершенно не нужен секс – по крайней мере, сейчас. Тебе нужно ткнуться лбом в плечо, и устало, неуместно и глупо ныть о том, как тяжело, и как больно, и как опять все вышло не так.
Как надоело спать в раскаленном железном гробу на колесах, как надоело распинаться перед просто чуть более старым, чуть более известным и чуть более богатым партнером по фильму, как тебе вообще обрыдла вся эта хренова карьера…
Банальщина, господи, ну какая же банальщина, а…
Только у тебя же есть лучший друг. И как-то вот последние двадцать лет твоей жизни выходит, что он лучше знает, что тебе нужно.
Ты все еще пытаешься что-то сказать, только стоит ли – потому что губы соленые, и даже как будто больно, с непривычки под солнцем уже растрескались, и тогда просто утыкаешься ему лбом ему в висок, чувствуя, как ладони – горячие-горячие, - скользят вниз по спине, и вот навсегда бы так, а?..
Пробирает на смех, потому что постель-то измятая, и вы приземляетесь на пульт от телевизора, спину щекочут крошки, потому что кто-то опять питался исключительно в кровати.
Руки пытаются стянуть футболки, коленки переплетаются даже сквозь два слоя джинсы, и все вроде бы так привычно, только губами склеились намертво…
Нет. Не надо всего этого.
Просто обнимает за плечи.
И молча, молча, молча…
Тягуче-устало и солнечно…
А потом ты просто встаешь с постели и идешь на балкон.
Это все так банально, раз за разом уже перестаешь удивляться… Просто садишься на порог, распахнув дверь, куришь в гнетуще шумной тишине окраины – цикады, чертовы цикады, да?.. - и думаешь о том, что домой уже никогда не вернешься, хоть и опять перед глазами ржавая решетка и веревка, всю твою жизнь привязанная к ней. И на ней все также болтается соседское выстиранное белье.
И как-то уныло.
И во рту – соленый привкус.
Нет, тебе все же почти не грустно. Только от солнца режет глаза, и на зубах почему-то песок. Что за глупость, а…
А потом он просто приходит - как всегда, неуклюже свернув что-то по дороге. Со звоном и грохотом. Просто подходит и садится рядом, прикуривая сигарету от твоей собственной.
И щурится, глядя на солнце.
Дома.
Все-таки дома.