Форум

– Хочешь? – Томо останавливает Джареда, перехватывая его руку и прижимая к стене, и Лето вынужден признать, что хочет.
– Хочу, – вторит он чуть хрипловатым, негромким, срывающимся голосом мягкому и негромкому голосу Милишевича.
– Точно хочешь? – его рука небрежно скользит по области паха Джареда, так мимолётно, быстро, неаккуратно... и так ощутимо.
– Да, – Лето находит в себе силы выдохнуть лишь это короткое слово, даже звук, этот стон, эту просьбу. Просьбу продолжить.
Губы Томо складываются в хитрую улыбку ребёнка, нашедшего неосторожно оставленную на столе коробку конфет, – улыбку предвкушения, улыбку неизбежности, сладкую и проказливую улыбку.
Его рука снова поглаживает Джареда – более настойчиво и уверенно, его рот накрывает губы Лето властным поцелуем, терзая, не желая отпускать, и он чувствует только одно.
Возбуждение Джареда, постепенно нарастающее, не желающее отступать, неумолимое.
Томо отрывается от его губ, и тут же снова возвращается к ним, то задумчиво, то прикусывая, то облизывая, то нежно и легко, почти незаметно, то игриво, то яростно, почти до крови, до тёмно-багровой тёплой капельки, сорвавшейся с них, до сдавленного стона Лето, до умоляющего, такого трогательного и беззащитного взгляда голубых, ярко-голубых, нежно-голубых, небесно-голубых глаз, и в этом взгляде сквозит лишь одно.
"Остановись. Прошу. Пожалуйста..."
Но он ведь хочет. Томо разрывает поцелуй, его длинные и тонкие пальцы быстро расстёгивают молнию бело-сероватых, чуть потёртых узких джинсов Джареда, и Милишевич опускается всё ниже, пока не оказывается на коленях перед ним, и на его лице снова улыбка порочного ангелочка, как и тогда, после одного простого слова. Как и всегда было. Как и всегда будет.
Приспускает резинку трусов, поглаживая член Джареда, и какое же это удовольствие – слышать его стон, ласкать его рукой, осторожно и легонько надавливая, затем сжимая сильнее, мягко отодвинуть крайнюю плоть пальцем, отдёрнуть руку со стыдливым выражением лица, и снова, коварно посмотрев Лето в глаза, продолжать начатое.
Дразнить.
Хотя всему есть предел, и Томо подвёл эту тонкую черту предела своим языком, нежно коснувшись им основания, затем – осторожно проводя по всей длине, не желая останавливаться, шаловливо целуя головку члена, и, наконец, взяв до предела возбуждённое достоинство Лето в рот, сосать, плотно обхватив губами, изредка бросая довольный взгляд за Джареда, на его подрагивающее от наслаждения тело, на его закрытые глаза, слышать сдавленные судорожные вздохи, и... когда он наконец с негромким вскриком кончает, чуть отстранившися, и когда капли его спермы будут блестеть на губах Томо, он усмехнётся, и скажет небрежно:
– А в этот раз, ты продержался дольше, чем обычно. Рекорд, м-м-м?
Недопитый остывшый кофе в белых фарфоровых чашках на столе. Остатки яичницы на тарелках, серый пепел сигарет на подоконнике. Открытое окно. Сквозняк. Джаред - уже полностью одетый, и Томо - абсолютно голый. Немного холодно. Немного жарко.
И таково их утро, и так начинается их день.